Герцог всея Курляндии [litres] - Маргарита Полякова

– Что нового в академии? – поинтересовался я у Гука, которого оставил за главного на время своего отсутствия.

– Поступили несколько предложений от научных сообществ разных стран, – сообщил Роберт. – Сманивают наших ученых.

– И кто-нибудь согласен?

– Думаю, Кольбер все-таки уговорит Гюйгенса.

– Ну, это ожидаемо, – вздохнул я. – Христиан уже отказался от места главы Курляндской Академии. Видимо, Парижская кажется ему престижней.

Что сказать? Гюйгенс изначально был одиночкой, для которого наука – всего лишь средство. Это отнюдь не умаляет его гениальности. Но Христиан никогда не погружался в научный процесс целиком, как тот же Глаубер. И занимался только тем, что ему самому интересно. Я периодически с этим боролся, но результаты не впечатляли. Что ж. Пусть теперь Кольбер попробует направить гений Гюйгенса на благо Франции. Переписка между нашими академиями не утихнет, обмен научными открытиями тоже, так что я не слишком переживал.

Да и было кому подхватить академию. Благо в Курляндии уже было достаточно гениальных ученых. И я предоставлял им широкое поле деятельности. Тот же Жан-Батист Дени, когда Палата депутатов Франции законодательно запретила переливание крови от животных человеку, обратился за продолжением экспериментов именно к нам. Я, правда, направил бурную энергию в другое русло – целая команда гениальных ученых занялась исследованием крови.

Расмус Бартолин, Марчелло Мальпиги, Ян Сваммердам, Ричард Лоуэр, Антони ван Левенгук… не имена, цела плеяда звезд! Моим делом было задать им нужное направление. Ну не может быть, чтобы эти светлые головы не открыли группы и резусы крови! Вот это будет прорыв!

– А Ньютона англичане не сманивали? – поинтересовался я у Гука.

– Лучше бы не сманивали, – хмыкнул он. – После того, как Исаак получил степень магистра наук, ему выделили для жилья собственный каменный дом. Да и оклад ему вы назначили приличный. А англичане пообещали должность профессора математики и оптики плюс сто фунтов в год. Это когда он на одних только патентных отчислениях больше зарабатывает!

– Похоже, Исаак оскорбился, – невольно улыбнулся я. Самоуверенности у Ньютона было выше крыши. Разумеется, и причина для нее была, но иногда это раздражало, если честно. Исаак был убежден, что его род восходит к шотландским дворянам XV века, и только мое нежелание обнародовать непонятные знания не позволяло поставить Исаака на место, сообщив, что еще полторы сотни лет назад предки его были бедными крестьянами.

– Он был удивлен, что именно меня назначили ответственным за Академию, – признал Гук.

– Но Исаак совершенно не умеет учить! – пояснил я собственное решение.

После того как Ньютон получил степень магистра, ему передали группу студентов, с которыми он несколько часов в неделю занимался стандартными учебными предметами. Занимался добросовестно, ничего сказать не могу, но как преподаватель оказался абсолютно беспомощен. Ну и как такого человека ставить руководить Академией? Он ученый. И, как и многие гении, раздражается, когда окружающие не понимают элементарных (на его взгляд) вещей. Нет, на Исаака у меня были другие планы. Я думал поставить его во главе Курляндского научного сообщества. А Академию отдать под контроль Гуку.

Вот кто умел и желал учить окружающих! Роберт создавал потрясающие пособия и стал соавтором моей книги для детей, где в игровой форме подавались основы точных наук. Шедевр должен был получиться ничем не хуже моих приключенческих романов. Кстати, увидев рисунки в стиле комиксов к книге, которая как раз находилась в процессе написания, Гук уговорил меня сделать иллюстрации и к детской книжке. Пусть более простые, но не менее веселые.

– Наконец-то! Именно вас я и искал. Мне казалось, что вы в первую очередь поинтересуетесь, как продвигаются дела с моим экспериментом. Все-таки дело касается вашего здоровья! – Марчелло Мальпиги надвигался на меня с неумолимостью тяжелого танка.

Этот худощавый итальянец с копной густых темных волос и острым носом оказался на удивление активным. Не зная о перспективах стать врачом папы, он прекрасно себя чувствовал в качестве врача герцогской семьи. И активно сотрудничал с Глаубером. А уж как преподаватель медицины в академии он оказался и вовсе выше всяких похвал. Однако иметь собственного лечащего врача означало быть под постоянным его контролем. Особенно в случае недомогания.

Я, правда, не считал, что сильно пострадал. Подумаешь, сломанный нос и выбитый зуб. А небольшие царапины мне на месте залечили – не зря же я брал с собой лекарский обоз. Понимал, что в XVII веке даже несерьезное, казалось бы, ранение может стать причиной очень больших неприятностей. Однако в остальном проблемы не видел. А вот Мальпиги считал иначе. И расстроился, когда мой нос обзавелся небольшой горбинкой. А уж выбитый зуб и вовсе стал вызовом его профессионализму.

Не имею понятия, как с подобными проблемами справлялись в Восточной Европе, но у Италии были свои способы. Большей частью базирующиеся на наследии Римской империи. И зубное протезирование не было для итальянцев чем-то сверхъестественным. Хотя выглядело, надо сказать, жутко. Но Мальпиги обещал, что усовершенствует конструкцию. И вот теперь, когда у меня, наконец, дошли руки до Академии, Марчелло хотел, чтобы я, в первую очередь, посмотрел на итоги его работы. Но мне и так, если честно, не очень удобно было, что я, увлекшись делами и ухаживаниями за понравившейся дамой, немного подзапустил дела Академии.

В общем, мне было не до выбитого зуба. И если честно, стоматология XVII века, даже в исполнении Мальпиги, не внушала мне особого доверия. Я бы, возможно, и вовсе не связался с этим делом, если бы не одно но. Если дырку не закрыть, остальные зубы со временем начнут «разъезжаться», занимая свободное пространство. Не хотелось бы до этого доводить. Так что пришлось мне следовать за Марчелло в его святая святых.

Не могу не сказать, что со временем вместо пары мастерских – химической Глаубера и механической Гюйгенса – у меня возникло множество новых. И все они были поделены по сферам деятельности. Попытки получить лекарства химическим способом проводились в одной лаборатории. Рядом располагался исследовательский цех с лучшими микроскопами и линзами, где ученые пытались изучить различное сырье. И тут же в полуподвальном прохладном помещении находился специализированный морг, где проводили вскрытия. Исследования же оспы и других опасных заболеваний проводились в отдалении, на закрытой территории.

В лабораториях часть инструментария и сырья дублировались. Чтобы ученые могли одновременно работать, если их вдруг настигнет вдохновение. Существовали даже специальные ширмы, помогающие создать ощущение приватности и помогающие скрыть исследования от слишком любопытных глаз. Закрепить за собой первенство в каком-либо открытии было стремлением каждого ученого. И распространение брошюр с обсуждением результатов опытов всячески этому помогали. Под гриф «совершенно секретно» попадали только такие изобретения, которые могли принести прибыль.

Мальпиги тоже довольно ревниво относился к своим открытиям. А поскольку он, как и Глаубер, зарабатывал на продаже лекарств, то не спешил делиться их рецептами. Вот и свое новое увлечение протезированием он обставил с помпой. Марчелло никогда раньше этим не занимался, но имел общее представление, как и что делать. Ну и материал под рукой для экспериментов тоже имел в достатке. Крестьяне частенько теряли зубы по разным причинам, так что было на ком отточить навыки.

Изначально Мальпиги набивал руку, действуя по старым технологиям. Из твердого материала (чаще всего из кости) вытачивался зуб, в нем делалось несколько отверстий, в них протягивалась тонкая проволока и закреплялась на соседних зубах в несколько оборотов. Конструкция получалась крепкой, но некрасивой. Можно было отлить зуб из металла, сразу с нужными держателями, но золото и серебро были слишком мягкими, а железа не хотелось. Впору вспомнить сказку «Старик Хоттабыч» и зубы, превращенные в бриллианты.

Мальпиги продемонстрировал мне некоторые результаты своих последних экспериментов, и я, вздохнув, решился ему довериться. То протезирование, которое мне предлагал Марчелло, было похоже на произведение искусства. Белый, выпиленный из кости зуб, был вставлен в золотой «подстаканник» с «рожками» по бокам и маленькими дырками на дне. Крохотными винтиками одно крепилось к другому. Смотрелось довольно изящно. Планировалось, что «рожки» наденут на два соседних зуба, а затем прижмут должным образом специальными ювелирными плоскогубцами, которые предварительно хорошенько прокипятили.

Ощущения были малоприятные и даже немного болезненные, но зуб встал как родной. И я больше не был похож на разбойника с большой дороги. Вполне вероятно, что на вставные зубы пойдет мода, и Мальпиги на этом неплохо заработает. Тем более если будет предлагать ставить зубы целиком из драгоценных металлов. И надо ему идейку подкинуть, что зубы можно и другими способами украшать. Например, крепить на них драгоценности. Вроде бы еще индейцы племени майя украшали свои зубы посредством стачивания и нанесения инкрустаций из нефритовых, бирюзовых, изумрудных и рубиновых заклепок. А в XXI веке данная мода вышла на новый виток.